«Я никогда не боролась за внимание тренера». Рассуждения Трусовой, которая повзрослела

Александра Трусова побывала в студии Okko и в интервью Лине Федоровой рассказала о переходах, методах Тутберидзе и Плющенко и, конечно, вспомнила Олимпиаду.

А еще поделилась философией фигурного катания и побед, да и вообще показала себя с новой стороны – вдумчивой и рассудительной. Это заметно и по речи (здесь огромный прогресс), и по интонациям, и по готовности объяснять.

Ого, Трусова идет в журналистику

– Для меня это очень новый опыт. Мне очень приятно и интересно. Пока что мы записывали только какие-то рубрики, вот сейчас – подкаст, дальше – комментирование. Даже мне вроде как предложили, что я буду сама брать интервью.

Как Саша попала в группу Этери Тутберидзе?

– Мне особо никто ничего не говорил – я пришла на просмотр, и дальше разговаривали с родителями. Я пришла на тренировку, меня тренировали, мне подсказывали. И дальше сказали: следующая тренировка во столько-то. Не было такого: мы тебя берем, мы тебя не берем, у тебя испытательный срок. Я пришла, покаталась одну тренировку, на меня посмотрели – и все.

Я помню, что прилетела с отдыха – 10 дней отдыхала полностью. Прилетела и сказала: не пойду на тренировку туда (куда ходила раньше), пойду только к Этери Георгиевне. Родители сказали: хорошо. Они подошли, спросили: можете посмотреть? И меня пустили. Помню, что я очень переживала, что 10 дней вообще ничего не делала. Но все тройные и три-три я прыгнула даже с учетом этого.

Когда какой-то важный момент, я, наверное, никогда спокойно не выхожу. Единственное – Олимпиада, не знаю почему. Я была спокойна. В короткой было самое спокойное выступление за всю мою жизнь. Я очень хотела туда выйти. Обычно ты волнуешься, есть какое-то сомнительное ощущение – хочешь или не хочешь выходить. А на Олимпиаде я именно ждала – считала, сколько минут до выхода. Даже если брать короткую – того времени, которое я находилась на льду, не хватило. Это было особенное ощущение.

А так я всегда волновалась, волновалась и перед первой тренировкой (у Тутберидзе). Но я знала многих спортсменов, кто там катается, поэтому мне было комфортно.

«В группе все хорошо общались. Но для меня друзья – это намного больше, чем хорошее отношение»

– Насколько дружелюбной была атмосфера в группе?

– Она была очень рабочая и заряженная. Все всегда были заряжены на работу. В плане дружелюбности – я даже не понимаю, что это значит. Все хорошо общались – независимо от титулов.

– Ты часто говоришь, что в спорте друзей быть не может. Сейчас говоришь, что к тебе все супер относились. Когда ситуация начала меняться?

– Нет. Это две разные вещи. Для меня друзья – это намного больше, чем хорошо относиться. Для меня друг – это человек немножко другой. А это люди, с которыми я хорошо общаюсь. Я со всеми хорошо общаюсь, вообще без проблем. Я готова всем помочь, со всеми пообщаться. Нет такого: я никогда не буду общаться, мы враги. Такого никогда не было и сейчас тоже нет. Когда находимся в одном месте, можем собраться, поговорить – и все будет хорошо и замечательно. Но друг для меня это другое.

У нас была одна раздевалка, по отдельности мы начали раздеваться год-два назад.

– Какая фраза!

– Хорошо, переодеваться, ха-ха. До Олимпиады мы всегда были в общей раздевалке. Мы всегда могли выйти, сесть – и каждая скажет, что у нее болит, как она устала. Мы обсуждали, разговаривали, но друг, говорю, это другое. Это очень близкий человек. Таких очень сложно искать и они очень долго на такой грани: друг или не друг?

– Появились ли у тебя подруги из фигурного катания?

– Да. Я на данный момент считаю, что их две. Думаю, что все догадываются, кто это. Поэтому не считаю нужным их называть.

«Не считаю переход к другому тренеру предательством. Это развитие»

– В чем заключалась причина твоего перехода к Плющенко?

– Я сейчас отвечу. Думаю, что это будет ответ на все мои переходы, возвращения обратно и так далее.

Я не считаю это предательством. Никогда не считала и не считаю сейчас. Я прекрасно отношусь ко всем тренерам, у которых я тренировалась. Я могу подойти к любому, что-то спросить, попросить поговорить – и мне помогут. И так же они в любой момент могут что-то написать – и я прекрасно все пойму, тоже сделаю все, что нужно.

Я считаю, что это развитие. У каждого тренера свой подход. И спортсмен, если у него есть такое желание, имеет право попробовать (работать) в разных тренерских штабах и решить, где ему комфортнее. И в любом случае набрать опыта, которого не было в другой команде.

Очень сильно различается подход. Я не говорю, что где-то лучше, а где-то хуже, он просто разный. И когда ты совмещаешь два разных подхода, получается, что у тебя знания не из одного тренерского штаба, а из двух. И ты становишься сильнее.

– А можешь рассказать, чем отличается тренировочный процесс одной группы от другой?

– Мы можем разговаривать еще дней пять, не останавливаться. Они абсолютно разные. Я была в трех группах – и все разные. По отношению к спортсмену, по походу к тренировкам – прокаты, задания.

У Этери Георгиевны процесс похож больше на соревнования: у нас каждый день есть распечатка, которую ты смотришь и знаешь свои ошибки.

У Евгения Викторовича больше на технику – очень много подводящих упражнений, которые я никогда не делала. Когда я начала делать это там, он думал, что я никогда в жизни не смогу прыгать ничего, потому что я не умела делать эти подводящие упражнения. Он на меня смотрел и всегда говорил: как ты прыгаешь четверные, если ты не умеешь делать вот это? То есть эти упражнения – первая стадия подготовки к четверному, а ты умеешь четверной, но не умеешь эту стадию.

У Светланы Владимировны (Соколовской) абсолютно другой подход именно к человеку, к спортсмену. Тоже очень для меня необычно, когда ты можешь просто разговаривать – не только про спорт. Если на данный момент я выйду одна на лед, я буду прекрасно понимать, что мне нужно, чтобы у меня что-то получилось.

– Какая из этих методик оказалась тебе ближе всего?

– По крайней мере, я и у Этери Георгиевны, и у Евгения Викторовича прыгала пять четверных. Да, на соревнованиях я выкатала только в олимпийский сезон. А на тренировках я катала, и когда находилась у Этери Георгиевны, и когда у Евгения Викторовича.

– Все в один голос твердили и, наверное, продолжают это делать, что Трусова способна побеждать только под руководством Этери Тутберидзе. Тебя не задевают такие слова? Согласна с этим?

– Нет, не задевают. И, по-моему, в год, когда я была у Евгения Викторовича, я доказывала, что могу и в другой команде. Я выигрывала соревнования, которые были в начале (сезона). Да, чемпионат мира у меня не получился совсем, но там изначально с короткой программы все пошло не по плану. Но я была готова очень хорошо – прыгала и аксель, и пять четверных – и все это видели. Думаю, что в тот год я доказала, что нет (не только у Тутберидзе).

«Когда развиваешься совместно с Плющенко, то в качестве налога принимаешь его вкус». Фигурка по законам шоу-бизнеса

– А что не так пошло в короткой?

– Я очень хотела кататься с акселем, но в последний момент мы решили убрать. Мне это очень сбило, я ошиблась на каскаде. Был степ-аут с лутца – и была 12-я.

Я человек, которому нельзя убирать (прыжки), особенно в день старта. Я уже была настроена на тот контент.

На ЧМ с Плющенко по привычке чуть не отдала кофту Тутберидзе – это знак для перехода?

– В олимпийском сезоне ты вернулась в штаб Тутберидзе. Почему?

– Могу рассказать историю. На 6-минутной разминке чемпионата мира ты находишься немного в себе – нет такого, что ты контролируешь, где стоит тренер. Ты настроен, ты знаешь, что нужно размять. Один круг проезжаешь, снимаешь кофту, отдаешь ее и начинаешь прыгать. Я так всегда делала.

Я, разворачиваясь, снимала кофту и случайно подъехала к борту, где стояли Этери Георгиевна, Сергей Викторович и Даниил Маркович. Потом резко развернулась и отдала кофту Евгению Викторовичу.

Не знаю, было ли это заметно в тот момент ему или им. Но это реально было, я звонила маме и говорила, что я чуть очень сильно не ошиблась. Они стояли в разных углах.

– Они как-то отреагировали на это?

– Не знаю. Это было очень быстро, я не успевала думать. Видимо, настолько было у меня… что я всегда отдавала им.

– Это можно связать с мистической историей – тебя тянуло обратно?

– Думаю, нет. У меня так было и в детстве, когда я переходила от Волкова к Царевой: когда он хлопал в ладоши, я подрывалась подъехать. Наоборот, я считаю, что это привычка. Ничего мистического – просто привычка делать то, что ты делал всегда. Там я была маленькая, это понятно.

А тут момент, когда ты на стрессе, ты немножко не контролируешь, что делаешь. Ты настроен на что-то определенное, а о менее важных моментах – такие, как отдать кофту тренеру – не думаешь.

– Так можно связать случай и кофтой и твое возвращение к Тутберидзе?

– Конечно, можно отчасти. Наверное, на тот момент мне так нужно было сделать.

– С какими словами тебя принимали обратно?

– Да не было каких-то прям… Могу сказать так, было первое: тебе очень идет рыжий. Я же тогда перекрасилась. Я перекрасилась и потом перешла. И если говорить про первые слова, то вот: тебе очень идет рыжий. Это я могу сказать, а остальное – уже личное. Но не было каких-то серьезных разговоров. Поговорили – и я вышла на тренировку. Все вернулось как было примерно.

– А что до твоих собственных ощущений? Ты выходишь на лед, чувствуешь ли себя как дома?

– Все равно немножко по-другому чувствовалось. Но более привычно: ты идешь в тот же зал, на тот же лед, где все осталось так, как и было год назад. Я очень быстро привыкла. У меня, наверное, никогда не было чувств: я дома – я не дома. Для меня всегда это работа, это не дом. И ведь это больше не каток, а люди, с которыми ты тренируешься. Все относились ко мне так же, как и относились до. Тренировались так же.

«Первый прокат с пятью квадами сделала в июле – тренеры хлопали»

– Пока тебя не было в группе Тутберидзе кипела работа – все готовили к Олимпиаде Щербакову, Валиеву. Как ты вливалась снова в эту гонку вооружений – за тренерское внимание, за главную медаль?

– Я, наверное, никогда не боролась за внимание тренера. Конечно, конкуренция все время подстегивает работать больше. Но особенно с переходом, где у меня не было конкуренции, я поняла, что мне отчасти, может быть, чуть сложнее. Но я могла и так работать.

Зная, что я могу и так, и так – не было, что я боролась за что-то. Нет, я делала свое дело, тренировалась, все восстанавливала. И с первого выхода с отпуска я знала, какой будет контент, знали все тренеры.

В первый же день я выезжала четверной лутц. Через два дня уже вкручивалась в аксель. Через две недели прыгала четверной флип.

Первый чистый прокат с пятью четверными я сделала в конце июля. И все тренеры мне хлопали, сидели и хлопали. И поэтому я точно знала, сколько нужно мне времени, чтобы вкатать пять четверных.

Но на следующий день я подвернула ногу. И дальше было сложнее.

– Можно говорить, что твоя лучшая форма была во время подготовки к Олимпиаде?

– Нет. Лучшая была на прокатах и до прокатов, а потом я подвернула ногу. Я ее не сразу сильно повредила, мне было достаточно дня три – я не каталась. Но я до сих пор заматываю ногу, катаюсь в тейпе.

Может, это уже с головой, но я даже не делала МРТ. Не проверяла. Потому что на тот момент мне было важно выступать на Олимпиаде, и я для себя решила, что все зажило.

– А сейчас?

– Нууу…

– Заматываю и заматываю.

– В принципе, да. Лучшая форма была на прокатах. Я тогда прыгала все. На Олимпиаде как раз сработало «минимум два месяца». Я четко посчитала, сколько мне нужно.

После четырех квадов на Олимпиаде Трусова подумывала отказаться от пятого – решала прямо на льду

– Не жалеешь, что сделала 5 четверных прыжков на Олимпиаде? Может быть, если бы да кабы, облегчить контент?

– Абсолютно не жалею. После того, как упала с акселя в короткой программе, мне так же предлагали убрать сальхов в произвольной. На что я сказала: конечно же, нет. Во-первых, я считала, что это единственный шанс выиграть – сделать 5 четверных. Для меня это выглядело так: я должна сделать 5 в любом случае.

На момент проката, когда я сделала 4 и заезжала на пятый, я, честно, думала о том, чтобы не прыгать. Но по итогу решила, что никогда в жизни себе не прощу: сделать 4 и не пойти в пятый – для меня это почти невозможно.

– Какие мысли были в ночь после короткой на 4-м месте?

– Да никаких. Я очень часто проигрывала короткую, один раз была 12-я, потом 3-я. Место в короткой программе меня никогда не смущало. Да, хорошо, когда ты выигрываешь, у тебя есть запас. Так спокойнее. Но всегда можно догнать, я всегда считала, что по произвольной можно легко догнать. Тем более знала, какой у меня контент.

Как все решалось с командником в Пекине?

– Я на самом деле этого всего не знаю. Мне кажется, всем хочется поучаствовать в командном турнире. Находиться на олимпийском льду – особые ощущения. Поэтому чем больше, тем лучше.

Со мной конкретно никто не обсуждал. Нам это было известно уже там.

– То есть вам на месте сказали: участвует Камила?

– Так даже не сказали. Это было как-то по факту. Короткая – вывешивают: Камила. Ну, Камила. Произвольная – вывешивают: Камила.

В день произвольной в команднике я откатала произвольную с пятью четверными чисто.

«Есть первое место, а дальше поощрительные призы»

– У тебя была какая цель больше: золото или 5 четверных?

– Я считаю, что одно другое дополняет: если я прыгну 5 – будет золото. Если не прыгну – не будет. Я не считаю, что это две цели. Я так считала, поэтому не могу сказать, что их было две.

У меня никогда в жизни на старт не было такой цели: я еду выиграть. Я еду сделать свое. Я сделала свое, а дальше уже…

– Твоя цитата: я считаю, что первое место – это выиграл, все остальные – по-любому проиграл. Для тебя второе место на Олимпиаде – проигрыш?

– Да. Ну, а что можно сказать: я выиграл серебро? Я выиграл второе место?

Ты когда кидаешь дротики в шарики: есть, что ты выиграл, а есть поощрительные призы. Я считаю, что первое место – ты выиграл, а дальше поощрительные призы. Вот чтобы не было обидно второму и третьему, им тоже дают медаль.

Как может быть несколько победителей? Если несколько, тогда должно быть несколько золотых медалей. И то спорно. Победитель – он один.

Саша почти никогда не каталась для удовольствия – почему?

– Есть ли мудрость, которой тебя научила Светлана Соколовская?

– Основное – надо кататься в удовольствие. Наверное, в моей жизни часто было так, что я каталась для чего-то: для достижения целей, чтобы прыгнуть вот это, откатать чисто. Для удовольствия у меня, наверное, было редко.

Я люблю фигурное катание, если что, я люблю кататься. Но в удовольствие – это другое. Это когда ты наслаждаешься тем, что находишься на льду. Наверное, сейчас я катаюсь в удовольствие. А тогда каталась для результата.

Выходя на лед, всю энергию внутри меня отдавала людям – поэтому мне тяжелее кататься. Соответственно, даже физически тяжелее катать программу. До сих пор так. А другие люди, наоборот, собирают эту энергию – и на старте им легче кататься.

Мне сложновато катать шоу подряд или два шоу в день, потому что я не успеваю энергию обратно накопить. Выхожу, отдаю, а дальше надо где-нибудь ее взять.

– И как восстанавливаешь силы?

– Да никак, дожидаюсь. Как-то собираюсь все равно всегда. Вижу людей, это подстегивает, где-то из глубины собираю.

Что после карьеры?

– Чего хочешь ты по окончании спортивной карьеры?

– По-моему, мы не обсуждали вопрос об окончании моей карьеры. Соответственно…

«Хочу ли соревноваться? На такие вопросы не отвечаю». Трусовой не до сезона

– Не обсуждали, это просто вопрос в воздух.

– А, когда завершу карьеру… Ясно.

Не знаю, нет такого, что я что-то запланировала. Я живу сейчас и думаю постепенно – не то, что я хочу в будущем, а то, что сегодня, завтра, через неделю максимум.

На выходные мы втроем с девчонками поедем в Санкт-Петербург. Я очень люблю машины и теперь могу поехать на своей.

Блиц!

– Что может тебя растрогать?

– На данный момент все. Раньше не было такого. Я смотрела фильмы, «Титаник» – никаких эмоций не вызывало. А сейчас просто видео может попасться. Могу смотреть кино – вроде не грустное, но в какой-то момент ком в горле. В какие-то моменты жизни могут слезы потечь. И я не понимаю, почему так.

– Что может выбить тебя из колеи?

– Сейчас, наверное, уже ничего.

– Как любишь проводить свободное время в одиночестве?

– Собаки лягут вокруг меня, телефон возьму и что-нибудь буду листать.

– В фигурном катании есть дружба?

– Нет.

– Когда ты последний раз плакала?

– Сегодня. Видео смотрела – я ж говорю.

– Что тебе может поднять настроение в любом состоянии?

– Собаки мои.

– Семья или карьера?

– Семья, конечно.

– Пышная свадьба или скромная роспись в ЗАГСе?

– Вообще, и так, и так. Я хочу на роспись одно платье, потом другое, третье. А так пышное, если выбирать.

– Розы или пионы?

– Розы.

– Малинин или Ханю?

– Несравнимые люди, выбрать невозможно. Так же, как если поставить к ним в тройку Нэтана Чена. Абсолютно разные.

– Золото Олимпиады или мировой рекорд?

– Если сейчас, то золото Олимпиады. Потому что рекордов у меня очень много.

Где твои крылья, которые нравились мне? Без четверных Трусова неинтересна даже самой себе

Фото: РИА НовостиАлександр Вильф; Instagram/avtrusova